Наводнение на Ко Самуи

Воспоминание о цунами

Наши люди в Голливуде

Наши люди в Голливуде

                             Все имена изменены

                                               

В четыре ночи в номере зазвонил телефон.  Саша подскочил, схватил трубку:

- Алло! – в ответ зазвучала «Катюша» (это в Таиланде-то!) – Что за шутки с утра?

Мы  спросонья не сразу соображаем, где мы и зачем. Дальняя дорога, казенный дом... А, ну да, мы в Суррат-Тхани, через пятнадцать минут поедем сниматься в кино... Нет, никакой не сон, все уже проснулись, и надо быстро – за пятнадцать минут! - одеться и накраситься. Все-таки Голливуд! 

По такому случаю подкрашиваю ресницы – вообще-то в Таиланде я этого не делаю. Надеваю все самое приличное, с учетом выданной нам инструкции, которую я накануне со скрипом перевела с английского: одежда должна быть неяркая, без лейблов и надписей, не новая. Все-таки я выбрала новую белую кофточку к светлым бриджам. Не каждый же день я снимаюсь в Голливуде (пусть даже в массовке)!

Саше в этом отношении проще: у него одна приличная рубашка – проблемы выбора нет.

***

В автобусе Дэнни, веселый пожилой таец, устраивает перекличку. Нас, русских по имени Ольга, аж две: кроме меня, есть еще одна стильная московская барышня. Правда, она просит всех называть ее Леля, но все равно – как бы нас не перепутали.

Однако все выходит иначе: в автобусе действительно присутствует второй человек по имени Ольга, но это ... здоровенный норвежец. Зато бедную Лелю и вовсе записали как «Гелина», и теперь таец выкликает ее прямо по фамилии, будто к доске вызывает. Да еще ставит ударение на второй слог.

- Ну и имечко у меня, - страдает чувствительная Лела. – Никогда еще меня так не обзывали.

- Не надо было путать «first name» и «last name», - заступается за тайца Наташа, ее подруга.

Леля временно живет в Таиланде.

- Потеряла работу в Москве – ну, так получилось, и мы с мужем решили, что меня проще содержать в Таиланде, чем в России, - коротко объясняет она концепцию своего пребывания в Королевстве.

Наташа родом из Иркутска, живет на Самуи вот уже шесть лет и нелегально занимается турбизнесом.

Девушки красивые, яркие, знающие себе цену, - таким прямая дорога в Голливуд.

Голливуд требует жертв

Обшарпанный и заброшенный в предремонтном состоянии зал ожидания аэропорта Суррат-Тхани до отказа заполнился людьми. Французы, итальянцы, испанцы, немцы, англичане, вездесущие евреи. А вот слышу знакомые артикли – «блин» и «нах»: наши люди в Голливуде.

Для пяти утра завтрак был слишком обильным: горячий рис с курицей в соусе карри с бульоном, омлет с ветчиной. Однако я заметила, что никто не побрезговал вкусной и здоровой пищей: все питаются по полной программе, и мы в том числе. Пока народ насыщался, каждому раздали по желтому номеру на веревочках. На нем также написано название фильма. Наконец-то мы узнали, что снимаемся в фильме «The Impossible».

Рядом с мешками цементов горкой навалены реальные рюкзаки и бутафорские чемоданы устаревших моделей – чтобы не новее 2004-го года. В правой части вокзала расположился какой-то «секонд хенд», разделенный на две половины, мужскую и женскую. Туда выстраивается очередь. Голливудские сотрудники – мужеподобные женщины и подкрашенные мужчины с серьгами – деловито расхаживают по залу и время от времени тычут пальцем в очередного статиста, и тот идет занимать очередь. Мы пока что сидим праздно.

А тем временем в зале ожидания начали твориться странные вещи. Я вдруг заметила сильно изувеченного человека, в кровавых ссадинах, с забинтованным плечом. Подрался? Попал под лошадь? Когда успел? 

Отвернулась к двери – вижу женщину-бродяжку, в грязном балахоне, с фингалом под глазом, со слипшимися волосами.

«Где-то я ее видела,» - украдкой разглядываю ее. Вдруг она улыбнулась мне, как знакомой, и я понимаю, что мы вместе ехали в автобусе. Только она тогда была элегантной и моложавой... Что происходит?! А вот какая-то седая загорелая тетенька, вся в синяках, бродит между столиками в одном грязном купальнике, и у нее тоже перевязана нога...

- Я вот думаю, не напрасно ли мы в это ввязались? – опасливо спросил Саша, разглядывая очередного окровавленного калеку. – Это ж просто какой-то «Самуи Госпиталь»...  

Да уж, на пути сюда на пароме нам довелось проплывать мимо нашей тайской больницы, в связи с чем оживились неприятные воспоминания. Совсем недавно Саша целых два месяца пролежал там после аварии на мотобайке. И тут снова – вокруг кровавые раны, грязные бинты, носилки и даже врачи. Вон две тайки в белых медицинских костюмчиках с форменными наколками на волосах – сидят, как ни в чем не бывало, за столиками.

- Неужели я визуализировал себе все это?! – недоумевал Саша.

- Кстати, знаешь, как фамилия сценариста? Санчес! – хихикнула я: так же звали Сашиного лечащего врача.

- Они сговорились! – схватился Саша за голову.

- Я вообще начинаю думать, что актерская профессия опасна для здоровья,– согласилась я. - Такого себе навизуализируешь, а оно потом как материализуется!

Но тут нам велели занять очередь в гардеробную. Впереди уже стояли наши дамы, Леля с Наташей.

Когда дело дошло до меня, мне велели снять все свое. А я-то новенькую блузочку надела. Что, совсем не подходит? Да причем тут, говорят, просто испачкается. И мне выдали серые бриджи, ржавую майку и какой-то светло-коричневый балахон поверх. Неброский такой нарядец...   

Саша вышел из гардеробной в какой-то выцветшей майке защитного цвета и в семейных трусах в цветочек, как у Волка из «Ну, погоди!»

- Что это?! – возмутилась я.

В таких же точно трусах в цветочек, только рыжих, а не болотных, сидел рядом окровавленный испанец.

- Вы что, в одном бутике одеваетесь? – заметила я.

- Не говори: бред какой-то... Я похож на какого-то... прощелыгу! – засмеялся Саша. Однако на его номерной карточке было написано не «Прощелыга», а «Western man insured». В общем, пострадавший фаранг.

- Да уж, после «мотобайк акцидента» ты лучше выглядел...

Нам сразу же пришлось встать в соседнюю очередь - в бывший накопитель пассажиров, переоборудованный в гримерную, с зеркалами, со столами.

Сашу уже обрабатывал пожилой таец, разрисовывая красной краской лицо. Рядом примерно то же самое проделали со мной: намазали красным на виске и сверху припорошили какао.

***

В прошлом году во время шторма меня смыло с камня, на котором я сидела,  и следующей волной обратно швырнуло на него. Я услышала душераздирающий крик мужа, который в это время был в воде, в гидрокостюме. Каким-то чудом я зацепилась ладонями за гладкую поверхность голыша и между второй и третьей волной успела отползти на безопасное расстояние. Ладони и колени у меня были ободраны и кровоточили. Потом долго не заживали во влажном морском климате. 

- Считай, что тебе повезло, - сказал запыхавшийся Саша, выбравшись из воды. – Запросто ведь могло разбить волной о камни...

И вот теперь я второй раз «уцелела»...

  ***

Затем за меня взялся парикмахер... Правильнее было бы сказать – «взялась», или «взялось»... Огромное существо так называемого «третьего» пола, круглое, с копной черных волос растрепало мне  мои космы и горстями втерло какую-то зеленовато-серую дрянь, отчего волосы стали выглядеть так, будто их полжизни не мыли. У Саши не лучше.

- Ты что, ночуешь в лужах?

- На себя посмотри, – парирует он. – А вообще, это какое-то дежавю, и это все уже было.

- Что, когда? – не понимаю я.

- Кровавые ссадины, рваные раны, перевязки... Когда-то я работал в киностудии, и меня послали в Барнаул снимать бомжей, помнишь?

- Точно, получился настоящий фильм ужасов!

После гримера надо еще пройти фотографа: к выходу из накопителя выстраивается отдельная очередь.  Фотограф делает крупный план с номером на груди, затем крупно снимает раны и ссадины, чтобы на следующий съемочный день можно было загримировать так же точно.

К нам подходит Наталья в элегантном светлом костюме, при великолепном макияже и с первозданной прической на пшеничных волосах.

- Ты что, еще не побывала в их лапах? – поинтересовась я.

- У меня другое амплуа: я играю даму, которая только что прилетела и выходит из автобуса.

- Везет же! Мы в дерьме, а она в белом, – хором позавидовали мы. – Одним все, другим ничего...

- А вы на Лелю посмотрите – бывает и похуже, – успокоила нас Наташа.

Не сразу я узнала прежнюю цветущую Лелю в той калеке, на которую указала Наташа. На бедную Лелю напялили какой-то балахон из махрового полотенца, перевязали ногу, испачкали повязку кровью, рыжие волосы залили той же дрянью, что и мне, да еще по всему телу наделали синяков и ссадин. Лела грустно сидела на лавочке и читала книжку «Сила намерения».

- Какие люди! - мы втроем окружаем ее и шумно веселимся за ее счет.

Леля тоже оживилась, вскочила, бросила «Силу намерения» и принялась выкручивать твист. Саша выхватил фотоаппарат и быстро перевел на видеорежим.

- Второй дубль, пожалуйста!

- Я хочу передать привет своей бабушке, – танцует Леля.

- Ты что, пожалей старушку – о каких приветах в таком виде может идти речь, – испугался Саша.

- Не делай в Таиланде такой жест, - предостерегает Лелю Наташа. Ей не понравилась «рогатая» распальцовка. – Тайцы рассматривают это как оскорбление.

- Да? – испугалась Леля.

- Как сильно пахнет какао, - заметила я.

- Это от меня – мне все лицо извозили какао, - Саша действительно был густо посыпан коричневым пахучим порошком.

- Весь в шоколаде, - пошутила я.

- Да, – обрадовался Саша. – Все в порядке: мы в полном шоколаде! Мы материализовали себе «быть в шоколаде». У нас получилось! Так что все нормально.

К нашей кучке деловито подошла молодая стильная европейская дама с распущенными светлыми волосами и с блокнотиком в руках.

- Кто из вас умеет плакать? Пройдите вон в тот угол.

Мы растерялись: приходилось, конечно, но чтоб вот так, по команде...

- Я пойду, – вызвалась Леля.

В углу творится нечто невообразимое. К стенке ставят по три человека в минуту, и те принимаются кричать, визжать, вопить с разной степенью достоверности. Затем их хлопают по плечу, благодарят, переписывают номера - и приглашают новую партию. Блондинка приглашающе машет мне рукой, но я энергично мотаю головой из стороны в сторону. Та не настаивает – в желающих нет недостатка.

Мы обратили внимание, что Наташа снова стоит в очереди в гримерку.

- Ты чего? – удивляемся мы.

- Ко мне подошел вот тот таец и сказал, что мне надо загримироваться, - растерянно говорит Наташа.

Минут через пятнадцать она выходит к нам, весьма недовольная, вся в синяках, с грязными волосами.

- Ничего не понимаю!  Сначала сказали – не надо, а потом...

***

- Снять хорошее кино очень трудно, - как-то сказал в интервью известный голливудский режиссер, создатель блокбастеров. – Представляете, у вас пятьдесят тысяч человек, и каждому нужен туалет.

Здесь проблему туалетов решили следующим образом: к аэропорту подъехали две больших машины с шестью «посадочными местами», перегороженными пополам на «м» и «ж». В каждой кабинке было по настоящему унитазу – с подмывочным шлангом, как принято в Азии, с рулоном туалетной бумаги и даже с цветочным горшком в углу! Одно плохо: слишком тесно. Леля с Наташей открыли для себя вариант получше – это просторные и прохладные туалеты в служебном здании действующего аэропорта. И вслед за ними мы тоже повадились бегать туда – это называлось «сходить в аэропорт».  

***

Вот, наконец, нас вызывают и ведут на съемочную площадку перед аэродромом.

Полное впечатление реального информационного центра – рядами стенды со списками и фотографиями потерянных и уцелевших, повсюду столики с сотрудниками разных служб, тут же медпункт, пострадавшие, врачи. Нашу группу разбивают: Саше с Наташей велят изображать пару в самом начале рядов, а мы с Оксаной, молодой девицей из Молдавии, отправляемся в противоположный конец.

- Убрать бирки с номерами! – скомандовала ассистентка режиссера, и все спешно заправляют свои номера в футболки либо засовывают в карманы шорт.

Замечаю, что Наташа уже снова без синяков, только теперь волосы заплетены в косичку.

- А где же следы катастрофы?

- Помощник режиссера велела все смыть, это меня по ошибке так загримировали. Но теперь эту гадость с волос не так просто убрать, уже не расчешешь, пришлось косичку заплести. Эти, блин, тайцы!..

Идея состояла в том, что мы с Оксаной со списком в руках должны идти вдоль стендов и делать вид, что ищем пропавших родственников. Саша с Наташей  делают то де самое, только навстречу нам.  Нас расставили, как шахматные фигуры, чтобы мизансцена выглядела естественно, и все пространство  было заполнено: мы должны обходить сидящих на полу и плачущих людей.

- Stanby! – раздается крик. – Action! – и мы с места шагаем вдоль рядов. Оксана, только что весело кокетничавшия с небритым итальянцем, тут же делает печальное лицо и мечется между стендами.  Кто подрядился рыдать – усердно рыдает. Вот плачут тайка со светловолосой девушкой в обнимку, вот супружеская пара ревет друг у друга на плече.

- Cut! – раздается крик.

Помощница режиссера в кепке с большим козырьком бежит к статистам и делает несколько замечаний: те слишком близко, эти далеко, те рано заплакали, эти не вовремя засмеялись... К нам подходит помощница режиссера в соломенной шляпе и черных очках и требует, чтобы гримеры приподняли нам с Оксаной волосы: она совершенно справедливо утверждает, что в такую жару ни с какого перепоя никто не станет ходить с распущенными волосами. Даже после цунами. Гримеры наспех навязывают нам на затылке по неряшливому пучку.

Все заняли исходную позицию. Я заметила в отдалении какой-то кипеж в машине «скорой помощи»: оператор в сомбреро с огромной камерой втиснулся в открытую дверь, кого-то снимает. Некто лежит на каталке под капельницей, над пострадавшим склонился рыжеватый мужчина, весь в ссадинах. Неужели?!

- Оксана, никак сам Эван Мак-Грегор?!

- Точно, – Оксана бросила своего итальянца и стала пристально вглядываться в то, что происходило в машине.

Наконец, прозвучала команда «Action!», и мы устремляемся вдоль площадки. Вдруг зазвучала траурная музыка, теперь все легко входят в нужное эмоциональное состояние. Каталка в это время движется прямо на нас. В какой-то момент мы поравнялись, и я не смогла не обернуться. На ней лежит сильно побитая белокурая женщина, которую утешает сам Эван Мак-Грегор - со спутанными волосами, рваным ухом и ссадинами на всех открытых местах. Каталку сопровождают трое босых мальчишек разного возраста, один из которых – совсем кроха, и еще какие-то люди.

- Это Наоми Уоттс! – опознает кто-то голливудскую актрису в искалеченной женщине. – Все время мелькает в рекламе косметики.

- Ничего себе, играем на одной площадке со звездами! –мы аж задымились от гордости, начисто забыв про роль.

***

- А я ведь толком ничего не знаю про это цунами, - сказала Оксана в промежутке.

Как раз с неделю назад я прочитала статью в журнале, еще не зная, что придется в нем «участвовать».Это произошло в 2004 году, сразу после Рождества, в Индонезии и на Андаманском побережье Таиланда, на Пхукете, Пи-пи, в Као Лаке. Началось все с того, что одним прекрасным утром люди увидели, что море ушло, и пошли гулять по обнажившемуся дну, ракушки собирать. А потом увидели надвигающуюся на них черную стену воды – и все... Сотни тысяч жертв...

- А одна американская девочка сказала родителям: мы в школе проходили, что это явление называется цунами, и нам надо срочно убегать в горы. Благодаря этому ребенку несколько сотен человек спаслось.

- Вот что значит хорошо учиться в школе, - оценила Оксана.

Но тут всех отправляют на исходную позицию. Рыжий Мак-Грегор понес младшего ребенка на закорках обратно к «скорой помощи». Ассистенты параллельно несут над ними большой зонт от солнца. Специальный человек сразу после «cut» надевает на блондинку черные очки. Мы благоговейно следим за перемещениями «звезд».

Через полтора часа от благоговения не осталось и следа. Мокрые от жары, уставшие, в размазанном гриме, раз тридцать прошествовавшие туда и обратно, в образе и без, мы мечтаем только об одном – свалиться где-нибудь в темном прохладном углу и забыться сном. У тех, кто рыдал, начинается приступ истерического хохота. Те, кто поначалу сдерживались, чтобы не смеяться, чуть не плачут. Даже итальянец прекращает заигрывать с Оксаной. 

- Фотографии у них ненастоящие, - делится между дублями своими наблюдениями дотошный Саша. – Одни и те же люди на разных стендах подписаны разными именами и якобы из разных стран.

Но нам с Оксаной уже все равно. На площадке появляется тайский разносчик холодной воды – у него на лотке запечатанные стаканчики с водой и пачка трубочек. Статисты бросаются к нему, как к родному.  И тут всех наконец-то приглашают на обед.

***

После сытного обеда – снова многочасовое ожидание. Уже никто не рвется сниматься, все сидят, утомленные солнцем, клюют носами и даже не болтают.

Оксана бродит по нашему залу ожидания с каким-то озадаченным видом.

- Что с тобой стряслось?

- Сумку потеряла, - говорит Оксана. – положила рядом с Петей из Риги, сказала, сейчас приду. Возвращаюсь – ни Пети, ни сумки!

- Все нормально, - успокаиваюсь я. – Скорее всего, сумка там же, где Петя.

- Я тоже так думаю, - улыбается Оксана.

Постоянно кого-то куда-то вызывают, одни исчезают, другие появляются. Вдруг помощница режиссера манит пальцем меня. Я встаю из-за столика и плетусь за ней в неизвестность.

Мы выходим за ворота на аэродром, проходим мимо самолета, на котором написано «New Yorker», за ним вижу огороженную площадку, на которой штабелями сложены деревянные ящики в человеческий рост. На площадке рядами лежат какие-то продолговатые упакованные предметы и почему-то дымятся. Подходим ближе – и я с ужасом осознаю, что это окоченевшие в неестественных позах тела утопленников, обмотанные полиэтиленовой пленкой, обвязанные бечевкой с номером. Из упаковки торчат синие ноги, ободранные руки... На каждом валяется по куску льда, испарения которого выглядят, как белый дым. В отдалении стоит каталка, на которой лежит синее вздувшееся тело женщины в порванном купальнике. Сначала вздрагиваю, потом соображаю, что это муляж. У каталки суетятся мужчины в белом с головы до ног, с закрытыми лицами. Кое-как узнаю в одном из них белобрысого дайвера из Германии, соседа по столику в зале ожидания. 

Меня выводят на середину, подталкивают к старому дядьке с жидкой седой косичкой и забинтованной рукой, пьющему, судя по воспаленным губам и глазам:

- Вот ваша пара. Возьмите его под руку и ходите по ряду, ищите родственников.

Старик интересуется, откуда я родом, в ответ я тоже.

- Френч, - отвечает он.

И вот с этим старым «френчем» под ручку мы по команде принимаемся бродить по полю, усеянному трупами, наклоняясь к каждому и поправляя номер. Кто-то из ассистентов сует мне в руку ксерокопию фотографии – якобы для опознания. На ней мужчина-утопленник, среднего возраста, крупный, выражение лица такое, будто ему снится кошмар, рот полуоткрыт.

«Это же настоящая фотография», - соображаю я, и от этого мне становится дурно. Как раз слышу крик «Экшн!», и мы начинаем проход между рядами. Натыкаемся на чью-то спину, я поднимаю голову – Эван Мак-Грегор собственной персоной, точно так же потерянно ходит по этой территории смерти. В это время снимают дальний план.

«А ведь кто-то действительно именно так и бродил между трупами в поисках любимого человека – это не ими придумано... Я-то через полчаса смою грим, переоденусь в белое – и перейду в иную реальность, а кто-то из тех несчастных, может, и хотел бы очнуться от этого кошмара, а это вовсе не сон... - вдруг пришло мне в голову. – Хорошо, когда горе – понарошку, а не на самом деле», - и от этой мысли я вдруг ощутила острый приступ счастья. 

Близкий план отрабатывают на более удобной для этого площадке. Мы со старым «френчем» больше не требуемся, поэтому стоим в сторонке и смотрим. Удивительно, до чего естественно и органично актер движется и играет! В поведении Мак-Грегора нет и тени фальши, настолько неподдельным выглядело его горе, – в сочетании с реальными фотографиями погибших на этих стендах.

Идя мимо стендов с фотографиями погибших, встречаю Оксану, без сумки.

- Что, не нашла Петю? – понимаю я.

Оксана чему-то улыбается, потом кратко говорит:

- Нет.

- А там смотрела? – я киваю головой в сторону дымящейся площадки.

- Я тоже сначала хотела так пошутить, потом подумала, что шутка будет несмешной, – улыбнулась Оксана.

- Напрасно: все мы ценим черный юмор, – смеюсь я. – А теперь это уже моя, а не твоя шутка! 

                    ***

  Всего шесть лет отделяют нас от цунами, этого Апокалипсиса в Индийском океане. В Таиланде сплошь и рядом можно встретить свидетелей, пострадавших и даже родственников погибших.

Моя подруга Галя приехала из Киева на Пхукет работать в турфирме - на место девушки из Питера, погибшей во время цунами.

Вместе со своим парнем, менеджером той же фирмы, она сидела в прибрежном отеле в ожидании клиентов. В это время в открытое окно комнаты лавиной хлынула вода, и девушку вынесло в океан. Парень застрял в комнате, под потолком, у кондиционера. По счастливой случайности он попал в воздушную пробку и не захлебнулся, однако получил сильнейший психологический шок на всю жизнь.

Директор фирмы пытался отыскать сотрудницу среди мертвых тел, ходил на опознание, но в тот раз так и не нашел. Лишь спустя полгода родственники идентифицировали ее тело по фотографии и смогли забрать на родину, чтобы предать земле.

Один пожилой таец-бизнесмен в тот роковой момент стоял у отеля с противоположной берегу стороны. Когда он увидел гигантскую волну, перехлестнувшую через здание трехэтажного отеля, не помня себя, он взбежал  по наружной лестнице аж на крышу. Оттуда с ужасом наблюдал, как уровень воды поднимается все выше и выше, и молился, чтобы вода не добралась до него. К его облегчению, вода начала спадать, не дойдя до него совсем чуть-чуть...

Другой турист из Украины гулял с двумя детьми в садике гостиницы, в то время как жена принимала процедуры СПА на третьем этаже. В какой-то момент он почувствовал необъяснимое желание подняться с детьми к жене... Так вся семья осталась жива. Правда, разрушительные потоки вынесли из комнат все вещи, документы, мобильные телефоны, и те, кто чудом выжили, остались без связи, без денег и паспортов. Позже, когда море успокоилось, и к берегу прибило разный хлам, дядька вдруг обнаружил в прибое собственный ящичек с документами. Радости его не было предела. Говорит, что дальше, чем в свою родную деревню, он больше ни за что отдыхать не поедет. 

***

Вечером с Сашей идем гулять по главной улице Суррат-Тхани. Все освещенные надписи исключительно на тайском, – это не туристический центр, - зато в харчевнях баснословно дешевый «тай-фуд». Кое-как нашли хозяина, который говорил по-английски. Тот моментально вычислил, что мы из Самуи.

- Уже вся деревня знает, что приехал автобус фарангов из Самуи на съемки фильма, – восхитился Саша.

Забрели на территорию темпла - попали на чьи-то похороны. В открытой часовне бритые монахи в оранжевых сари, сидящие в позе «лотос», пели мантры. Напротив них в тех же позах – близкие родственники в трауре. В соседней часовне, в полном одиночестве стоял нарядный саркофаг, зато около часовни стояли столы, за которыми пировали нарядные – черный низ, белый верх – родственники.

- Видно, это та старушка умерла, портрет которой висел на воротах, - догадалась я. – Что за день такой...

Завидев нас, родные и близкие, как по команде, перестали есть свой рис и синхронно посмотрели на нас. Мы оторопели и бочком-бочком двинулись к выходу. Один из них вылез из-за стола и пошел вдогонку за нами.

- Вы из Самуи? – спросил он. – Вам есть где переночевать?

- Спасибо, есть - в отеле. А это та самая женщина умерла? – спросили мы, кивнув в сторону траурного плаката.

Он закивал и вдруг радостно заржал. Я в курсе, что буддисты неоднозначно относятся к смерти, но – не до такой же степени!

- И здесь смерть понарошку, - заметила я.

        ***

- Обязательно сфотографируйтесь с Мак-Грегором! – удаленно наказали нам друзья из России, как только узнали о нашей новой авантюре.

«No foto on set!» - черным по-белому написано в инструкциях, предварительно розданных каждому из нас.

- Все равно возьмем, – непреклонно сказал Саша. – Зря, что ли нам прислали фотик из Японии? Там сориентируемся по обстановке, – и даже засунул в рюкзак новенький штатив.

Мы с удовольстствием, не спеша сфотографировались на пароме – там на пути в порт Дан-Сак потрясающие скалы, торчащие прямо из моря, поросшие джунглями. На самой высокой – большая белая фигура сидящего Будды. В порту множество гигантских кораблей, подъемных кранов, гаражей для ремонта – царство морских металлоконструкций.

Мы сфотографировали веселого тайца Дэнни, который нас встречал на автобусе и рассказывал всю дорогу байки про Сильвестра Сталоне, который тоже снимался в Азии.

- Как идет в отель, весь такой - и Дэнни изображал полусонное бесполое существо, - А как выходит на съемочную площадку, становится вот таким! - тут Дэнни сверкал глазами и надувал воображаемые мыщцы.

По-английски Дэнни говорил раскатистым басом, который так непривычно звучал в устах тайца, - все они обычно говорят голосом Винни-Пуха.

В аэропорту немного пофотографировали друг друга в гриме и в новой одежде. Но перед выходом на площадку нас, конечно, заставили убрать все личные сумки или передать ассистентам.

Когда Мак-Грегор в перерывах отходил в сторонку покурить, Саша - в трех метрах от него – буквально рвал на себе волосы, порываясь достать из потайного «кенгурятника» свой фотик, но я всячески призывала мужа держать себя в руках – не хочется с позором вылететь со съемочной площадки, разве ради этого мы воевали!

- А может, подкараулить его по ту сторону площадки, когда пойдет на обед?

- Да ты что, его так пасут! Он по контракту не имеет права разрешать себя фотографировать кому-попало. Его фото – это отдельный бизнес, они не дадут никому к нему даже близко подойти, – и это было правдой: сразу по окончании съемок главные герои бесследно исчезали.

***

На другой день с утра после завтрака, уже загримированные, мы гуляли по  пустынной еще территории аэродрома.

- Ты уже был там? – я кивнула в сторону «мертвецкой».

- Нет еще, а что там?

- Сейчас увидишь! – и мы подошли к огороженной площадке.

Саша вынул камеру, спанорамировал по ряду окоченевших тел, выглядевших душераздирающе правдоподобно, укрупнил бордовую кисть руки, торчащую из упаковки, проехал по стендам с фотографиями утопленников – эти-то на сто процентов были настоящими, с реального цунами...

- Пойдем отсюда... Хватит...

Мы поснимали во дворе процесс разгрузки штативов и осветительных приборов, забрались на самую высокую точку служебного корпуса, чтобы снять адресный план аэропорта.

- О, скажи-ка «стенд-ап»! – придумал Саша.

- Мы находимся в аэропорту Сурат-Тхани, где снимается фильм про цунами... – начала я, но Саша меня оборвал.

- Не стоит, ты в таком виде... Не пугай людей!

Мы спустились вниз. Испанская труппа, состоящая из стильно небритых мужиков в соломенных сомбреро, тусовалась под портретом Его Величества Короля Таиланда.

- Ну-ка, прикрой меня, – Саша быстро достал фотик и их под моей руки принялся целиться в мачо.

- Здесь нельзя фотографировать! – к нам сзади подбежала помощница режиссера в кепке с большим козырьком.

- Но нам сказали, что нельзя фотографировать только на съемочной площадке.

- Это само собой, но оборудование и персонал - тоже нельзя! Фотографируйте друг друга.

- Окей, – поспешно согласились мы, и она отошла.

- Ну-ка встань сюда: за тобой сейчас проедет тележка... Стой спокойно! – скомандовал Саша, якобы снимая меня. - Она еще не в курсе, что мы снимаем видео, а не фото...

Рабочий день начался. Разбредаемся по местам. Бросаю взгляд на «скорую помощь» – Мак-Грегор уже сидит внутри. Только что-то в нем не так: весь чистенький, волосы дыбом стоят.

«Голову, что ли помыл?» - думаю.

Пригляделась – а это вовсе и не Мак-Грегор, а некто, страшно похожий на него. Тот же рост, комплекция, только бородка порыжее, шевелюра подлиннее.

«Какое-то шоу двойников», - подумала я.

С дублером прорепетировали все полностью, но как только дошло дело до съемок, в машине внезапно материализовался артист собственной персоной, такой же побитый, как накануне.

Вчерашнюю утреннюю сцену в информационном центре на сей раз снимают с другого ракурса - через стенды и людей, мечущихся между ними. Снова печальная музыка, и мы бесконечно бродим со списком пропавших. Между дублями нам раздают стаканчики с водой и тюбики с солнцезащитным кремом, но я к этому моменту уже благополучно успела сгореть докрасна, да еще как-то однобоко.

***

После обеда – снова часы ожидания. Леля недовольна.

- Я не понимаю, зачем так меня изукрасили. Чтобы потом вообще не снимать!

- Тебя же вчера с утра снимали – раньше всех увели, – возражаю я.

- Да, но все съемки мы просидели в дальнем углу информационного центра, и камера ездила от нас за два километра. Нас вообще никто и не увидит. Зачем, спрашивается, я ехала! Еще и денег не заплатят.

- Всем заплатят одинаково, - успокоила я.

- А за что тут платить, если меня не снимали? 

После обеда вдруг мне велят переодеваться: нас отобрали на новые роли – пассажиров, только что прилетевших за телами погибших родственников. Тайская костюмерша выдает коричневую майку пятьдесят шестого размера, я послушно надеваю ее в соседней комнате, соседка хмыкает. Тайка и сама видит, что не «гуд», просит подождать, затем выдает розовую кофточку размера поменьше. В гримерной мне смывают ссадину со щеки, и «леди-бой» - без особого успеха - пытается уложить мне волосы. Выйдя из гримерки, вместе со всеми я выхожу на аэродром. Каждому выдают по чемодану и машут в направлении автобуса.

Однако к нам подбегает помошница режиссера, отбирает ровно половину, - тех, что одеты более-менее нейтрально, а остальных, в том числе и меня в яркой кофточке, отправляет переодеваться: мы должны быть одеты потемнее и потеплее – как люди, которые якобы только что приехали из Европы. На этот раз мне выдают серую майку и кроссовки. Моего размера не оказалось в дамском отделении, поэтому из мужской половины мне приносят белые кроссовки. Наташе выдают темный шерстяной свитерок, и она с завистью смотрит на мою майку.

Около автобуса вдруг появляется женщина с охапкой зимней одежды и раздает всем теплые вещи. Я смеюсь, глядя, как она наматывает Наташе на шею черный шерстяной шарф, но костюмерша следом принимается за меня: заставляет надеть сверху коричневую шерстяную кофту, да еще вторую сует в руки.

Нам объясняют задачу: мы якобы только что прилетели из Европы, выходим из автобуса и первое, что видим, - семью пострадавших от цунами, покалеченную женщину на каталке, которую сопровождает муж, весь в ссадинах, и трое детей вокруг них.  И якобы только теперь мы как следует осознаем трагизм случившегося. 

Нас разбивают на мелкие кучки:

- Вот вы трое... Вы и вы... Вы будете парой! – на сей раз мне дали в пару старого немца.

Мы садимся в автобус, для тренировки несколько раз туда-сюда выходим и обратно входим, затем автобусы отъезжают подальше, и шоферы ждут команды. В автобус входят две тайки и каждому их нас брызжут в глаза ментолом, дуя при этом в какой-то флакончик со сквозными отверстиями. Это неприятно, и на глазах действительно появляются слезы.

Однако это еще не все: они идут по второму кругу и мажут каждому глицерином под глазами.  Весь автобус довольно убедительно прослезился, но по какой-то причине съемки не начинают. Действие препарата проходит, тайки трудятся по второму разу. Наконец, автобусы подъезжают к месту, но вместо съемок всех снова приглашают на выход, и на улице мы праздно ждем, парясь в теплой одежде.

К нам снова подходит начальство, подробно инструктирует, кто с кем. Меня вдруг передвигают в противоположную сторону и подталкивают к старому бельгийцу – «вы пара». Замечаю, что у бельгийца серьга в левом ухе – он «голубой», вот так «пара»! Мы репетируем, репетируем, нам снова капают все в глаза. Наконец, камера снимает, как автобусы подъезжают на площадку.

Тайки со «слезоточивыми препаратами» больше не отходят от нас: перед каждым дублем они брызжут нам в глаза эти гадкие болючие капли. Наконец, нашу толпу снимают в упор – уже без Мак-Грегора с каталкой. Мы идем на камеру. После каждого дубля нас почему-то по-новому расставляют. Теперь мой «голубой» позади, а мне отдельно велят обгонять людей, якобы я очень тороплюсь. Включают музыку, и слезы легко и просто наворачиваются на глаза. После пятнадцатого раза режиссер удовлетворен.

Теперь ту же сцену снимают сверху – я замечаю машину с подъемным краном, на котором высоко болтается черное кинематографическое оборудование.  По команде весь аэродром оживляется: вот бежит отряд тайских спецназовцев, тут же санитары поливают из шланга мертвецкие каталки, смывая кровь, там двое несут на носилках вздувшийся труп утопленницы, грязные и окровавленные люди стоят у стендов с фотографиями, высматривая своих, а кто-то бродит по рядам тел, рассматривая номера. Медленно движется процессия с Мак-Грегором. И в это время подъезжают наши автобусы, и выходим мы, все в сером, со слезами на глазах.

«Наверное, все так и было», - думаю я.

Солнце неумолимо садится. Включают мощные прожекторы. Кажется, дождь собирается, - нужно успеть, начальство торопится.

И вот, наконец, снят крайний дубль, да еще оказывается вполне удачным. Все аплодируют друг другу, так у них принято. И мы тоже хлопаем, усталые, но довольные.

***

Когда мы с Наташей возвращаемся в «зал ожидания», наши встречают нас, как народных артистов. Уже все «в штатском».

- Что с вами так долго делали? Быстро переодевайтесь: тут сейчас начнется самое интересное: раздача слонов!  – толпа уже приняла форму очереди.

Наши управляющие по-голливудски упорядочили процесс:

- Номера со сто двадцатого по сто тридцатый – можете подойти.   

- Интересно, мне дадут столько же, сколько вам? – беспокоится переодетая и отмытая Леля.

Очередь движется очень быстро: каждому в обмен на его бирку суют в руки бордовый запечатанный именной конверт.

Отойдя на несколько метров, мы с Сашей немедленно распечатываем конверты. Я вытаскиваю пачку батов – оказалось пять: на одну тысячу больше, чем обещали!

- У тебя тоже пять? – поинтересовался Саша. – Когда вас еще здесь не было, Дэнни залез на стул, сказал свое «ха-ха-ха» и объявил хорошую новость, что нам решили дать денег больше. Так и есть.

Вокруг царила атмосфера всеобщего ликования и братания. Получившие гонорар увлеченно разбирали со столов «сухие пайки» с ужином.

-  Интересно, где они будут снимать в следующий раз? – интересуется Оксана. – Снова на Пхукете?

- Нет, в Као Лаке. А что, разве они уже снимали на Пхукете?

- А мы где сейчас, разве не на Пхукете? – искренне удивляется Оксана.

- Да ты что, мы в Суррат-Тхани! – сообщаю я ей оглушительную новость.

- Правда? – не верит Оксана, затем разражается хохотом. – А я-то думаю, чего это мы целых пять часов едем по Пхукету!

Подошла счастливая Леля:

- Мне тоже дали пять тысяч! Пойдемте фотографироваться!

- В общем, мне фильм понравился, - подытожил Саша. – В нем есть главное – стулья на месте! – и сунул в карман бордовый конверт.

А у Лели все же получилось «прославиться»: возвратившись на Самуи, мы смонтировали ролик и продали его в «Комсомолку» на видеосайт. Так что привет бабушке все же попал по месту назначения.

Ольга Сквирская

Ко Самуи 2010